Второй танковый и мотострелковый батальоны, с которыми шел сам комбриг, казалось, совершенно остановленные, внезапно совершили бросок вперед и обрушили на противника такой удар, что части, оборонявшие железнодорожную линию, в панике отошли. Танки, неся на броне десант, били и с коротких остановок, и с ходу; мотострелки не отставали от них ни на шаг. Казалось, еще один рывок, и бригада остановится только на берегу моря.

Бронетранспортер командира бригады шел следом за танками. Водитель все время ставил его под защиту тридцатьчетверок, или вел машину менее простреливаемыми местами, искусно маневрировал, и уже не раз благодаря этому уводил машину из-под мин и снарядов – Асланов знал, что этому человеку не надо указывать, как ехать, где остановиться, где тормозить,  а  где рывком податься вперед – благодаря этому он мог полностью отдаться наблюдению за полем боя.

Филатов и Макарочкин, обойдя противника с флангов, крушили его оборону, Гасанзаде безостановочно вел свои танки вперед. Сейчас, пожалуй, самое время бросить в дело резерв. Да, пора.

Ази еще раз обвел взглядом поле боя и взял трубку, чтобы отдать распоряжение, но вдруг вздрогнул, словно наткнулся на какую-то невидимую преграду, схватился рукой за борт бронетранспортера и стал оседать вниз. Трубка упала. Генерал оказался рядом с перепуганным Парамоновым.

– Что с вами, товарищ генерал? – кинулся Смирнов. Он хотел поднять генерала, но тот тихо сказал:

– Ничего, Валя, ничего, дай посидеть. Я, кажется, ранен.

Дышал он тяжело и не отрывал руки от груди.

– В санчасть! – крикнул Смирнов водителю. Тот не видел, что случилось с генералом; оглушенный разрывами снарядов, он не слышал, что спросил у генерала Смирнов, что ответил генерал Смирнову, и не понял распоряжения адъютанта. – Немедленно поворачивай! В санчасть, тебе говорят, в санчасть!

До водителя, наконец, дошло, что случилось что-то неладное. Он дал задний ход и стал разворачиваться.

– Стой! – сказал генерал.

Адъютант уже успел расстегнуть на генерале полушубок и китель, обследовал рану на груди, потом на ноге; трясущимися руками рвал индивидуальный пакет.

– Товарищ генерал, надо в санчасть! Раны серьезные.

– Постой. Закончим дело, потом. Парамонов, свяжись с комбатами.

– Товарищ генерал, передайте команду начальнику штаба, Филатову или кому-нибудь. Срочно надо в санчасть, срочно! – умолял адъютант.

Ватный тампон в руках Смирнова сразу пропитался кровью, Парамонов подал Смирнову свой пакет, и тот кое-как перевязал генералу грудь. Но оставалось еще перевязать ногу.

– Парамонов, узнай, как там на флангах… Спроси, где Гасанзаде.

– Наши уже вышли к железной дороге, товарищ генерал. Они сделают все, что приказано,  а  нам надо в санчасть.

– Нет, – сказал Асланов, – я хочу знать, как идет дело.

– Прекрасно идет дело, товарищ генерал. Поедем в санчасть? – Смирнов не дождался ответа и повернулся к водителю: – Ты слышал, что я приказал? В тыл, в тыл, немедленно!

–  А  генерал говорит "стой!"

– Да понимаешь ты или нет, что генерал ранен? Он не знает, что раны опасные, сгоряча не чувствует боли…

– Но он в полном сознании, ехать в тыл не разрешает, что я могу поделать?

Вышел на связь Филатов. Асланов, взяв микрофон, спросил:

– Железная дорога наша?… Молодцы! Парамонов, соедини меня с Черепановым. – И, когда Парамонов выполнил этот приказ, генерал, с каждым словом теряя силы, доложил, что задача выполнена.

Он еще что-то хотел сказать, но кашель сдавил ему горло, рука бессильно упала. Смирнов с Парамоновым осторожно приподняли его на зарядный ящик, прислонили к борту. Парамонов снял шинель, подложил генералу под голову.

Водитель понял, что распоряжений от генерала не дождется, и вопросительно глянул на Смирнова.

– Езжай, тебе говорят!

– Валя, зачем ты… кри…чишь?

– Но… товарищ генерал, ведь вы…

– Не бой…тесь… Ничего… страшного… нет…

Не договорив, генерал закрыл глаза. Лицо побледнело, широкий лоб покрылся испариной.

Развернув бронетранспортер, водитель на бешеной скорости вывозил генерала из боя.