Когда доктор пришел обедать, дона Флор уже полностью овладела собой, твердо решив остаться верной мужу, сохранить незапятнанным его имя  и  его репутацию. «Я никогда не запятнаю твое имя  и  не наставлю тебе рогов, Теодоро, уж лучше умереть».

Нужно было противостоять обольщениям Гуляки, не идти навстречу его постыдным домогательствам, иначе, как писал автор брошюры об учении йогов, чистые чувства  и  честь окажутся поруганными.

Если Гуляка  и  впредь захочет с нею видеться, то ей следует поддерживать с ним чисто платонические отношения, никаких других дона Флор не могла себе позволить.

Она не скрывала  и  даже не пыталась скрыть своего чувства к покойному мужу, который ввел когда-то глупую девчонку в новый мир радостей  и  страданий. Это было странное чувство, не совсем понятное даже самой доне Флор.

Она была счастлива видеть этого разбойника, была счастлива говорить с ним, охотно смеялась его шуткам, ее сердце снова сжималось, как в те бессонные ночи, когда она прислушивалась к шагам по тихой улице. Однако теперь их отношения скорее напоминали нежную дружбу без прежних ссор, без бурных вспышек страсти. Ах, вот где таится опасность! Здесь легче всего попасть в западню!

Сейчас, когда она снова замужем  и  счастлива с Теодоро, их отношения с Гулякой должны быть целомудренными, а их бесстыдная страсть должна превратиться в платоническую, возвышенную влюбленность. Только ее второй муж, доктор Теодоро, теперь имеет право на ее любовь – по средам  и  субботам. Для Гуляки же остается время сна, единственно свободное от супружеского счастья время,  и  как знать, может быть, счастье доны Флор в какой-то степени зависит от этих снов?

Если бы Гуляка согласился на нежное, платоническое чувство, его присутствие доставило бы ей радость, внесло бы приятное разнообразие в ее размеренную жизнь, скрасив монотонность, которая теперь стала для доны Флор неотделимой от счастья. Вот что изрек по этому поводу Мирандон, уже известный вам философ  и  моралист:

– Счастье – штука довольно скучная, она быстро приедается.

Если же Гуляка не захочет ограничиться невинными отношениями, дона Флор расстанется с ним навсегда, порвет духовную связь, ибо даже она, эта связь, может стать грешной  и  украсить рогами светлое чело ее благородного мужа.

Успокоившись  и  приняв твердое решение, дона Флор, посасывая мятную лепешку, чтобы заглушить пряный вкус поцелуя Гуляки, встретила доктора Теодоро, как обычно, ласково. Она взяла у него пиджак  и  жилет  и  принесла легкую пижамную куртку. Обедая, работая за письменным столом или играя на фаготе, доктор всегда надевал пижамную куртку – так он чувствовал себя свободнее.

За столом дона Флор заметила, что супруг ее чем-то озабочен. Он почти не говорил, ел вяло даже свои любимые кушанья – филе с жареной маниоковой мукой  и  яйцами, язык  и  перец. Доктор был явно чем-то обеспокоен,  и  дона Флор, как  и  положено хорошей жене, встревожилась.

Лишь когда они пили кофе, доктор Теодоро наконец заговорил, хотя  и  с трудом:

– Я хочу посоветоваться с тобой, дорогая, насчет одного важного дела, касающегося нас обоих…

– Я слушаю, дорогой…

Доктор Теодоро, не зная, как начать, снова умолк. Нерешительность мужа еще больше встревожила дону Флор, которая забыла о собственных волнениях.

– Что-нибудь случилось, Теодоро?

Он взглянул на нее  и  откашлялся.

– Мне хотелось бы знать твое мнение, давай решать, что для нас будет выгоднее.

– Боже мой, да что случилось? Умоляю, говори скорее, Теодоро…

– Дело в том, что… Словом, дом продается…

– Какой дом? В котором мы живем?

– Да. Ты знаешь, я скопил денег на покупку этого дома, как ты хотела. Но деньги понадобились на другое…

– Знаю… Ты имеешь в виду аптеку…

– …Подвернулась возможность приобрести еще один пай, который фактически делал меня владельцем аптеки… Я не мог поступить по-другому…

– Ты правильно сделал, иначе  и  нельзя было. Я сама сказала тебе тогда, что дом мы купим потом.

– Так-то оно так… Но дело в том, дорогая, что теперь объявлено о продаже дома  и  почти за бесценок…

– Но ведь они должны отдать нам предпочтение.

– Это верно, но…

Оказывается, владелец дома занялся разведением скота  и , истратив крупную сумму на покупку бычков  и  телок, решил продать дом.  И  хотя дона Флор была его давним  и  аккуратным арендатором, она лишилась всех привилегий, поскольку в свое время отказалась от покупки, когда сделка уже была заключена  и  оставалось только оформить бумаги. Хозяин не мог ждать, пока доктор Теодоро скупит все паи в своей аптеки. Деньги ему были нужны немедленно. Какой ему прок от дома, если арендная плата столь мизерна? Гораздо выгоднее разводить зебу, мясо которых очень ценится. Продажу дома хозяин поручил отделу недвижимости банка, где директором был его друг Селестино. Желающие приобрести дом наверняка найдутся, цена весьма умеренная.

Селестино по телефону срочно вызвал доктора Теодоро к себе в банк. Изложив суть дела, он посоветовал приобрести дом, более выгодной сделки не придумаешь; сумасбродный– приятель продает дом едва ли не даром, ему, видите ли, понадобились деньги на партию скота.

– Когда его затея лопнет, маэстро Теодоро, пострадает не один хороший человек… Но мой банк не отпустит ни гроша на эту аферу… Покупайте дом  и  не раздумывайте.

Португалец был прав, у доктора Теодоро безумная затея с разведением телят тоже не вызывала доверия. Но где достать необходимую сумму? Совсем недавно он истратил все свои сбережения на приобретение пая в аптеке да еще взял в банке того же Селестино деньги под краткосрочные векселя.

Банкир знал аптекаря как человека надежного, да  и  сам доктор никогда не пошел бы на риск, не имея полной уверенности в том, что сможет в нужные сроки погасить долг. Селестино улыбнулся: подумать только, дона Флор, эта добрая, скромная женщина, искусная повариха, взяла себе в мужья двух совершенно разных мужчин. Разве предложил бы он деньги взаймы Гуляке, как предлагал сейчас аптекарю? Тот готов был подписать что угодно, лишь бы получить несколько мильрейсов на игру в рулетку.

– Достаньте часть суммы, нужной для покупки, а остальное я дам вам под залог дома. Вот смотрите…

 И , взяв карандаш, Селестино произвел подсчет. Пусть доктор добудет несколько конторейсов, остальное его не должно беспокоить, он получит долгосрочную, льготную ссуду под низкие проценты. Предложение португальца было поистине великодушно,  и  он еще присовокупил, что знает дону Флор со времен ее первого брака, не раз пробовал приготовленные ею деликатесы  и  всегда относился к ней с почтением. Впрочем, не меньше он уважает  и  доктора Теодоро как человека порядочного  и  прямого. Остался неупомянутым разве только покойный Гуляка, разумеется по соображениям такта. Однако, вспомнив плута, Селестино снова любезно улыбнулся второму мужу доны Флор  и  продлил срок ссуды еще на шесть месяцев.

– Я очень благодарен вам за ваше предложение  и  никогда не забуду вашей щедрости, мой благородный друг, но, к сожалению, в настоящее время у меня совсем нет денег  и  взять их негде. Мне очень жаль, Флорипедес так мечтала купить этот дом, но ничего не поделаешь…

– Флорипедес… – пробормотал Селестино  и  подумал: какое нелепое имя. – Скажите, сеу доктор, вы дома тоже так зовете свою жену?

– О нет, дома я зову ее Флор, как  и  все. Впрочем…

– Ну  и  слава богу… – Селестино жестом остановил доктора: время банкира – деньги. – Так вот, мой дорогой, насколько мне известно, на счету доны Флор, или доны Флорипедес, как вы ее зовете, лежит приличная сумма, более чем достаточная на приобретение дома.

Доктор  и  не помышлял о деньгах жены.

– Но ведь это не мои деньги. Она их заработала,  и  я не имею права их касаться…

Банкир опять вскинул взгляд на фармацевта, сидевшего перед ним; он знал, что Гуляка брал деньги жены на игру, иногда отнимал насильно, говорят, даже бил ее…

– Ненужное благородство, мой доктор, вполне достойное глупцов вроде вашей милости… – Изысканная вежливость португальца сменилась откровенной грубостью. – Вы просто осел  и  напоминаете мне аристократов которые, имея рояль, дробят камни… Скажите, какой прок от денег доны Флор, лежащих в банке? Она хочет обзавестись собственным домом, а вы, уважаемый, разводите здесь антимонию  и  упускаете единственную возможность. Разве в брачном контракте у вас не оговорена общность имущества?

Доктор Теодоро проглотил  и  «глупца»  и  «осла», ибо хорошо знал португальца  и  был ему многим обязан.

– Не знаю, как  и  сказать ей…

– Советую сделать это в постели, лучшего места для обсуждения деловых вопросов с женой не существует. Я даю вам двадцать четыре часа сроку. Если завтра в это же время вы не явитесь, я продам дом тому, кто даст больше… А теперь я должен работать…

 И  все же не в постели, а за столом, за вечерним кофе, доктор Теодоро рассказал доне Флор о своем разговоре с банкиром, опустив, разумеется, его грубости.

– По-моему, тебе не следует трогать эти деньги.

– А что мне с ними делать?

– Они должны пойти на твои расходы… Личные…

– О каких расходах ты говоришь, Теодоро, если ты мне не даешь тратить из этих денег ни единого гроша? Даже матери посылаешь ты  и  еще сердишься, если я возражаю. Я только  и  делаю, что отношу деньги в банк  и  всего несколько раз брала оттуда совсем немного тебе на подарки. Так зачем мне эти деньги? Разве что долежатся до моих похорон…

– Не говори глупостей, дорогая… Но согласись, я, как муж, обязан…

– А почему я не могу участвовать в покупке дома? Или ты не считаешь меня своим другом? Значит, по-твоему, я гожусь только на то, чтобы прибирать в комнатах, чинить  и  гладить твою одежду, готовить  и  ложиться с тобой в постель? – Дона Флор негодовала. – Выходит, для тебя я лишь служанка  и  наложница?

Потрясенный столь неожиданной вспышкой жены, доктор Теодоро не нашелся что ответить  и  застыл с ложкой в руке. Дона Флор немного успокоилась.

– Если ты меня уважаешь, ты должен разрешить мне участвовать в покупке дома…

Пожалуй, за все время их совместной жизни доктор Теодоро еще ни разу не был так растроган. Всегда сдержанный, он горячо воскликнул:

– Ты ведь знаешь, Флор, как я тебя люблю! В тебе вся моя жизнь! Неужели ты в этом сомневаешься?!

– Если ты действительно считаешь меня своей женой, – решительно сказала дона Флор, – ты завтра пойдешь к Селестино, а если ты этого не сделаешь, я сама к нему пойду…

Доктор Теодоро крепко обнял дону Флор,  и  та прижалась к мужу. Потом, не разнимая объятий, они уселись на софу, в эту минуту дона Флор испытывала к мужу почти страстную нежность.

– Ты самая разумная, самая достойная, самая красивая из всех женщин…

– О нет, мой Теодоро, я совсем не самая красивая… –  И , пристально взглянув в добрые, счастливые глаза мужа, она добавила: – Но клянусь тебе, дорогой, я постараюсь быть самой разумной  и  самой достойной.

Она подставила доктору губы: только ее муж, благородный доктор Теодоро имел право на ее любовь  и  ее ласки.

В гостиной уже стало совсем темно,  и  Гуляка, наблюдавший за этой сценой, с недовольным видом провел рукой по волосам  и  вышел на улицу.