По безбрежному мягко-голубому небу ровным клином, плавно  и  безмолвно летели верблюды.

«Красиво идут, — подумала Лягушка-путешественница, — если бы я с ними, а не с этими тупыми утками летела (между горбами пристроилась бы), то, глядишь,  и  до Африки бы добралась! Только что они так рано отправились? Сейчас же середина лета! А они — уже на юг!  И  вообще, верблюды — не летают», — сказала сама себе Лягушка-путешественница . И  проснулась.

Небо было такое же ясное  и  мягкое, как  и  во сне. Стоял прекрасный солнечный день. В небе никого не было, зато перед мордой Лягушки лениво пролетел крупный комар. Лягушка им позавтракала.

«Пора в путь», — решила путешественница  и  приготовилась к прыжку.

— Какая мерзкая, зеленая, скользкая, — раздался где-то совсем рядом с Лягушкой тихий, чуть хрипловатый голос. Она обернулась на звук, но ничего не заметила. Ворчание возобновилось: —  И  кто бы мог подумать, что из нее можно приготовить роскошный деликатес.

Лягушка застыла от страха  и  наконец-то заметила в густой траве гномика в бордовом колпачке, с короткой черной бородой.

Ростом гном был чуть выше лягушки, он стоял к ней боком  и  что-то разглядывал.

«Фу, — подумала путешественница, — это не про меня».

Любопытство заставило подпрыгнуть к гному поближе.

— Это ты про кого так? — спросила Лягушка.

Гном вздрогнул  и  повернул голову, но, увидев Лягушку, успокоился: гномы  и  лягушки всегда относились друг к другу терпимо, во всяком случае, вражды между ними никогда не было.

— Да вот, зеленая поганка. Мы из нее такие блюда делаем — закачаешься. Например, хмельной пирог, — ответил гном.

 И  только тогда путешественница заметила неказистый гриб болотного цвета.

— Тебя как зовут? — спросила Лягушка.

— Гном Валио из пещеры Дак-Кары. Старший собиратель грибов, плодов  и  кореньев.

— Значит, главный интендант. А я — Лягушка-путешественница.

—  И  куда ты путешествуешь? — поинтересовался гном Валио, рубя топориком гриб под корень. После пятого удара поганка хрустнула  и  свалилась набок.

— Домой возвращаюсь, — пояснила путешественница. — Прыгаю с позапрошлогодней осени. Немного осталось, к зиме должна добраться.

— А где была? — полюбопытствовал гном, отделяя топориком шляпку от ножки.

— Хотела на юге отдохнуть… — вздохнула Лягушка. — Все-таки жаль, что верблюды не летают.

— Кто не летает? — не расслышал за работой гном.

— Да это я так… выдаю нереальное за желаемое, — ответила Лягушка-путешественница.

Валио прекратил махать топориком  и  уселся на ножку гриба. Пообщаться с представителем Светлого мира ему было интересно.

— Наверное, много видела, много нового узнала, — продолжал расспрашивать гном.

— Да, повидала. Впечатлений надолго хватит — диковины разные, звери чудные.  И  с людьми общаться приходилось. Один придурок услышал, что я по-человечески говорю: решил, что встретилась ему Царевна-лягушка —  и  ну давай меня лобызать всю с головы до лап. Ждал, пока я в царевну превращусь. А когда понял, что ошибся, давай гонять по всему полю, пока я в болото не упрыгала.

— А в нашей пещере многие гномы про людей интересуются. Один все о богатырях знает!  И  мне рассказывал про Геракла, Антея, Конана, Рэмбо, Илью Муромца…

— А ведь я в прошлом году у Ильи Муромца в погребе зимовала! — не выдержала, похвасталась Лягушка-путешественница.

— Ты! У Ильи Муромца! Вот здорово! Расскажи про богатыря! — Гном Валио весь превратился в слух  и  не сводил с Лягушки глаз.

— С октября по апрель я у него зимовала, Илья мне разрешил в погребе поселиться. Представляешь, какой богатырь образованный — он про меня слышал. Похоже, даже рад был гостье — все веселее зиму коротать. Да  и  его супруга с сыном ко мне хорошо относились. Правда, я почти всю зиму проспала  и  особо хозяев не обременяла. Но иной раз выбиралась из погреба поболтать с богатырем, рябиновой наливки выпить.

— Пила с богатырем, ну надо же! — не унимался Валио.

Лягушка-путешественница продолжала рассказывать:

— Мужик он хороший — добрый, умный. Семьянин крепкий. Только больно скучал по ратному делу. Или еще какой-нибудь работенке…  И  вот долгими, зимними вечерами, когда совсем нечего делать, да  и  я не в спячке, баловались мы с ним рябиновой наливочкой. Терпкая такая, чуть кисленькая, чуть горьковатая. Ну, он-то ковшик откушает —  и  ничего. А я лакну разок —  и  готова. Сразу болтуха начинается, настроение — до небес! Как затяну:

Большие города,

Глухие хутора…

Несем мы службу там, куда судьба забросит.

Родимые глаза

Мы видим лишь во сне.

«Пишите чаще письма!» —

Невест  и  жен мы просим.

Дружиннику никто не пишет,

Дружинника никто не ждет.

Дружинник дембельнется скоро

 И  новую невесту найдет…

А Илья послушает-послушает, пропустит еще ковшик наливочки, запрокинет головушку  и  тоже давай петь:

Доля. Русская доля.

То сенокос, то война, то дефолт.

Счастья — на крошку, горя — на плошку,

Так, удивляя весь мир,  и  живем.

Русская доля.

Не сравнятся с тобой

Ни египетский сфинкс,

Вавилонская башня, золотое руно.

Ни умом не понять,

Ни пером описать.

Здравствуй, русская доля,

Ты мой вечный лабиринт…

— Душевно поет, а я засыпаю… Так ни разу до конца  и  не дослушала, — махнула лапкой Лягушка-путешественница.

За горизонтом грянул гром, на небо тяжело наползали тучи. Гном Валио спрыгнул с ножки гриба, засуетился вокруг своей добычи:

— Интересно тебя слушать, да дождь вот-вот грянет: срубленная поганка от сырости вмиг загниет.

Гном обвязал веревочками шляпку  и  ножку поганки, махнул Лягушке-путешественнице на прощание  и  потянул свою добычу к пещере. Хотя гриб был размером больше гнома, зато легкий. К тому же до пещеры — рукой подать,  и  Валио должен был успеть до дождя попасть домой.

Лягушку приближение дождя не обеспокоило, даже обрадовало. Прыгать под дождем, по лужам куда приятнее, чем в зной, по сухой, твердой земле.

«Разве может не радовать теплый ливень?» — думала Лягушка-путешественница.

Не могла она знать, что эти грозовые тучи принес ветер из-за океана, тот самый ветер, что сдул с ладони железного воина пепел от сожженной колдовской книги.

Ветер, предвещающий приближение беды.