На рассвете ливневый дождь затопил многие улицы Москвы. Перепуганные горожане закутывали головы одеялами, стараясь не слышать громовых раскатов, боялись пошевелиться в кроватях.
Однако к солнечному восходу гроза миновала, тучи рассеялись. Как обычно, царь Федор проснулся ровно в четыре часа утра
Царская спальня скорей походила на часовню. Все стены увешаны иконами до самого потолка. Перед каждой иконой горит лампадка. На потолке изображены светлые ангелы в человеческий рост, с распростертыми крыльями.
Царь Федор разбудил слуг. Его умыли, одели, посадили на золоченое кресло у постели,
— Зажгите свечи, зажгите свечи, — слышался тихий голос Федора, — все свечи зажгите.
Слуги выполнили царское повеление.
Сотни свечей засветились у икон царской спальни. Глядя на огоньки, царь Федор то смеялся, то плакал, утирая слезы пальцами.
— Во имя отца
В дверях возник тучный отец Феоктист. Из-за необъятных риз духовника выглядывал, словно мышонок, молоденький служка.
Царь Федор облобызал принесенную духовником икону святого, который праздновался в этот день, приложился к кресту.
— Пойдем, отче, к Оринке, — сказал он, потянув духовника за рукав. — Скучно ей без меня.
Вместе с Феоктистом они вышли из царской спальни.
Царица Орина ждала мужа в своих хоромах.
— Оринушка, милая!
— Что, великий государь?
— Ноженьки всю ночь болели, — стал жаловаться царь, — моченьки не было!
— Бедный мой, родной мой! — Царица обняла, поцеловала мужа.
Вместе они стали на колени
— Время к заутрене, — напомнил духовник.
У выхода из дворца царя ждали несколько человек разного звания. Челобитники упали на колени, держа в руках грамоты.
— Великий государь, помилуй, прими!
— Нет, нет! — замахал руками царь Федор, раскрыв большие, навыкате глаза. — Не докучайте мне своим челобитьем, идите бить челом большому боярину Борису Годунову. Дано ему от меня всякую расправу чинить
Телохранители расчистили дорогу царю,
— Вишь, как научил, — толкнул в бок Ивана Петровича Шуйского, сопровождавшего царя, двоюродный брат Андрей, — скоро без Бориски
— Так, так, дело говоришь, — вымолвил Иван Петрович. — Отклонил уши свои от божественного писания Бориска, аки сатана, царской власти восхотел.
Двоюродные братья посмотрели друг на друга
В девять часов царь снова шел в церковь. В одиннадцать обедал, жадно поедая
Когда приносили жаркое, царь Федор преображался. Глаза его сверкали, на лице играла улыбка, он причмокивал, протягивая руки к мясу, словно ребенок. В обычный день число блюд — печеных, жареных, похлебок — доходило до семидесяти.
Царь часто требовал квасу или сладкого малинового напитка. Слуги доставали его из медного чана со льдом, стоявшего в углу горницы.
После обеда, едва двигаясь от тяжести, царь Федор приковылял к постели
Проснувшись, царь снова шел в церковь к вечерне, а после службы ждал ужина в спальне царицы Орины.
Орина была единственным близким человеком, понимавшим царя Федора. Она приспособилась к его маленькому, слабому уму, едва воспринимавшему самые простые вещи. Орина разбирала его невнятную речь. Когда царь волновался, он говорил совсем неразборчиво. Кроме жены, у него не было привязанности. У нее в опочивальне он хранил свои драгоценности — кипарисовый сундучок со всякими дорогими ему мелочами. В сундучке спрятаны огарки свечей, горевших у святых икон, засохшие просфирки, склянки со святой водой, озубки — кусочки хлеба со следами зубов знаменитых отшельников
— Посмотри, Оринушка, — царь тронул пальцем тряпочку, — здесь завернут волосок из бороды Иоанна Крестителя. Сию святыню мне из Царьграда привезли в подарок.
Орина взяла в руки тряпочку, поглядела, поцеловала ее.
— Это, — продолжал царь, — частица от креста господнего. От того креста, на коем распят наш боженька. — На глазах у царя выступили слезы. — А вот колючка от тернового венца. Надо всем быть праведными во имя его. Надо быть чистыми…
— Как же быть праведными, чистыми?
— Молиться надо денно
Царь заволновался, слова его сделались совсем непонятными. Как ни старалась Орина, ничего больше понять не могла.
— Милый муж мой
— Нет, нет, Оринушка, милая, ты одна у меня, с тобой всегда хорошо, ты сладка мне
— А разве скоморохи да шуты тебе не хороши? — допытывалась Орина.
— Грешен, люблю скоморошьи потехи, песни да пляски… Однако молитву Иисусову люблю паче всего.
Темнело. Во дворце зажигали свечи. Царь Федор
На следующий день царь проснулся в хорошем расположении духа
С утра на высоком помосте слуги готовили царское место. Псари привезли шесть тяжелых клеток с голодными медведями. Каждую клетку везли на особой телеге две лошади. К назначенному времени вокруг поля, огражденного глубоким рвом, собралась придворная знать, стрельцы в синих, красных
Царь Федор Иванович, окруженный телохранителями
Рядом встал, положив руку на спину царского кресла, правитель Борис Годунов. Чуть поодаль высились огромного роста телохранители, вооруженные топорами.
Окольничий, приставленный ведать медвежьими играми, в нарядном кафтане, расшитом золотом, подбежал к царю
— Прикажешь, государь, зачинать потеху?
— Зачинайте. —
Окольничий вынул из-за рукава расшитый птицами
— Сначала пустите моего Колдуна, — раздался тонкий голос царя, — а уж вслед ему Лешака. —
Зверь вышел из клетки не сразу. Сначала он высунул голову
В это время на поле вошел рослый худой мужик с рогатиной
Стрельцы, стоявшие вокруг поля, убрали мостки через ров. Человек
Из толпы, собравшейся смотреть медвежьи забавы, послышались свист
Мужик, сжав в руке рогатину, твердо вышагивая, двинулся к клетке. В толпе узнали его.
— Матюха! — закричал кто-то.
— Матюха Калашник!
— Держись, Матюха.
Матюха Калашник приветливо помахал толпе рукой. Подойдя к клетке, он постучал по ней древком. В ответ раздалось грозное рычание. Колдун мгновенно выскочил из клетки, поднялся на задние лапы. Матюха отскочил в сторону
Царь Федор, разинув рот, схватившись за резные ручки кресла
Прошло несколько напряженных мгновений. Толпа затихла. С поля слышалось пыхтение
Матюха, побледнев, сжав зубы, придерживал древко ногой
— Ой! — вскрикнул Федор Иванович, поднявшись с места. — Ой, держись, Колдун! — Сочувствие царя было явно на стороне зверя.
Но победил Матюха.
С глухим ревом медведь свалился на бок. Калашник, вынув из-за голенища нож, прикончил его.
Царь Федор замахал руками.
— Оринушка! — кричал он царице, смотревшей на поединок из окна своего терема. — Оринушка! Сгиб наш Колдун!
Толпа бурно выражала свою радость:
— Молодец, Матюха!
— Молодец!
— Слава!
Под приветственные крики толпы Матюха двинулся к царскому месту. Царь бросил ему золотой
Тем временем ловчие выпустили нового зверя. Медведь Лешак сразу вышел на поле. Его соперником был стрелец четвертой сотни Иван Рубашкин.
Толпа молча наблюдала, как сходились бойцы.
Медведь, поднявшись, пошел на Ивашку. Он громко рычал, разбрызгивая пену.
Иван Рубашкин изловчился
— Ванюша! — раздался громкий женский вопль. — Ванюша!
Царь Федор ликовал. На его бледном пухлом лице играла радостная улыбка.
— Запорол мужика медведь, — сказал царь Федор своему шурину, — пусть накормят его, меда пусть дадут.
Царю захотелось пойти к зверю
Ловчие отогнали зверя. Иван Рубашкин был мертв.
Открыли новую клетку. На поле выходил еще один боец, желавший показать свою силу
Джером Горсей, стоявший в толпе вместе с Антони Маршем, шепнул ему:
— Его величество царь Федор, тихоня
— Отвратительно! Как вы можете любоваться на такое зрелище?
— Я привык. Отец нашего государя, царь Иван, устраивал кое-что похуже.
— О-о! Слава создателю, что великий государь Федор Иванович милостив. Такая страшная казнь не придет ему в голову… Жениться на королеве Елизавете… Хм! Это далеко не простое дело, у нее было много женихов. А тогда невесте подходило к пятидесяти… Посмотрите, господин Горсей, опять медведь загрыз человека. А царь доволен, он смеется.
— Через два дня, — сказал Джером Горсей, — я увижу царя совсем близко. Меня посылают посланником с письмом к нашей королеве.
—
— Это не первый раз. Я недавно вернулся из тайной поездки в Англию
— Но вы говорили, дорогой друг, что ездили в Вильню
— Да, Антони, даже вам я не мог сказать тогда о цели своей поездки — царская тайна. Но теперь, когда все сошло благополучно… Мне кажется, нам довольно смотреть на царскую забаву. Пойдемте домой
— О-о, это радостная весть!
* * *
Прошло несколько дней. Царь Федор Иванович сидел в большой дворцовой палате в черном кресле из мореного дуба. Спинка была резная, на ней изображен двуглавый орел с распростертыми крыльями. Царь был одет в парчовые ризы, украшеные узорами
Джером Горсей видел на этом кресле царя Ивана Васильевича, вспоминал его строгое лицо, огненные глаза. На царя Федора жалко было смотреть. Маленькая головка едва держала высокую тяжелую шапку. Большие выпуклые глаза смотрели печально
Как всегда, по стенам горницы стояли бояре
Джером Горсей низко поклонился
Федор Иванович молча с любопытством оглядывал купца. Вряд ли он помнил того, кто подарил ему клавикорды, так забавлявшие его. Дьяк Щелкалов подошел к англичанину, поклонился
Царь Федор стал смотреть на драгоценные каменья, украшавшие одежду. Потом перевел взгляд на Георгия Победоносца, пронзавшего копьем дракона, нарисованного во весь рост на стене палаты. Джером Горсей, желая привлечь внимание царя к своей особе, повысил голос, называя королеву английскую Елизавету.
Царь Федор взглянул на него.
— Сколь годов королеве? — невнятно пробормотал он.
— Великий государь
— Пятьдесят пять лет, ваше величество, — поклонился в пояс Джером Горсей.
— Она мне не сестра, она тетка, — пробурчал Федор Иванович. — Стара, стара.
Борис Годунов не стал повторять царские слова.
Джером Горсей продолжал свою речь.
Царь Федор Иванович снова стал рассматривать Георгия Победоносца. Заметив блеснувший в солнечном луче большой алмаз на кафтане правителя, он потянулся к нему
— Пусть королева пошлет мне льва, как отцу моему посылывала, — пробормотал царь.
— Великий государь
— Я передам просьбу его величества, — поклонился Джером Горсей.
Борис Годунов что-то шепнул государю. Царь Федор встал, снял шапку, невнятно произнес несколько слов
— Великий государь Федор Иванович, — громко сказал Борис Годунов, — кланяется своей любимой сестре королеве английской Елизавете
Джером Горсей поклонился
* * *
На этот раз Джером Горсей с почетом выехал из Москвы.
Всю дорогу его поили
У ворот Архангельской крепости царского посланника встретил воевода князь Василий Андреевич Звенигородский. Триста стрельцов выстрелили из пищалей. Воевода проводил Джерома Горсея до Никольского устья.
На Розовом острове благоухал цветущий шиповник. Все английские купцы, проживающие на острове, выполняя царское веление, вышли встречать Джерома Горсея. Многие встречали его, сжав зубы, без всякого удовольствия. Монахи Никольского монастыря принесли в дар царскому посланнику свежей семги, ржаного хлеба
На третий день пребывания Джерома Горсея на Розовом острове слуги архангельского воеводы привезли на карбасах съестные припасы в дорогу: двадцать живых быков, семьдесят баранов, шестьсот кур, две дойные коровы, две козы, десять свежих семг, сорок галлонов водки, сто галлонов меду, двести галлонов пива, тысячу белых хлебов, шестьдесят четвериков муки, две тысячи яиц
Несмотря на пышные проводы посланника Джерома Горсея, которые должны были польстить тщеславию королевы, письмо от царя Федора было не слишком уважительное.
Федор Иванович согласился выплатить обществу купцов, торговавших в России, немалые деньги, о которых они просили. Разрешил брать с них половинную пошлину. Однако в праве исключительной торговли на Севере, которого добивались английские купцы, царь отказал.
Яростное сопротивление Джерому Горсею, ратовавшему перед правителем Борисом Годуновым за предоставление Англии исключительного права торговли, оказал дьяк Андрей Щелкалов.
» Довольно будет