И  никогда еще по рельсам города Салвадоро-да-Баия-де-Тодос-ос-Санто не бегал такой веселый трамвай, как тот, что появился в то утро в начале седьмого со стороны Кабулы. Он направлялся в Байша-до-Сапатейро  и  был набит женщинами в цветастых юбках, надетых поверх накрахмаленных нижних, в пестрых тюрбанах, ожерельях  и  браслетах.

Среди них без устали крутился какой-то беспокойный субъект, как будто бы пьяный; он все время порывался танцевать, забравшись на скамейку. Неугомонного гуляку пыталась утихомирить толстая тетка, в которой многие узнавали мать святого Донинью.

Вагоновожатый, сильный молодой негр, почти не управлял трамваем, но это его мало беспокоило. Трамвай то тащился, как улитка, будто для него не существовало расписания, то мчался с бешеной скоростью, нарушая правила уличного движения. Кондуктор, косоглазый мулат с жесткими волосами, безмятежно названивал ритуальные мелодии, отказываясь получать за проезд. Кто-то из веселых пассажиров хотел было заплатить за всех, но кондуктор вернул ему деньги. «Проезд бесплатный, за счет Компании», говорил он смеясь, будто сегодня на трамвайных линиях распоряжались вагоновожатые  и  кондукторы, подчиняясь положению о всеобщей радости  и  повсеместном дружелюбии.

Город был окутан голубой дымкой. Люди на тротуарах улыбались, глядя на этот странный трамвай.

…Они вышли на Байша-до-Сапатейро  и  направились к площади Позорного Столба. К небольшой группе прибывших сразу присоединилось много любопытных. Трамвай опустел  и  остался стоять на рельсах, так как  и  кондуктор,  и  вагоновожатый покинули его  и  примкнули к процессии. Вскоре образовалась пробка, вызвавшая большое смятение, ибо в этом районе было много торговых  и  промышленных предприятий. В тот же час некоторые шоферы неожиданно побросали свои грузовики  и  поспешили в церковь Розарио дос Негрос. Многие рабочие после короткого совещания тоже решили не выходить в этот день на работу  и  отправились смотреть крестины.

Огун между тем в величайшем возбуждении двигался по площади Позорного Столба, пытаясь вырваться из рук Дониньи  и  выделывая различные коленца. Время от времени он раскатисто хохотал,  и  все смеялись вместе с ним. «Где же твои обещания?» — спрашивала его Донинья, но Огун уже не обращал на нее внимания, чувствуя себя хозяином города.

На площади встретились две процессии: сопровождавшая Огуна  и  сопровождавшая ребенка. В первой группе, кроме матерей  и  дочерей святого, были вагоновожатый, кондуктор, несколько шоферов, двое полицейских  и  один солдат, Жезуино Бешеный Петух, скульптор Мирабо Сампайо  и  его жена, дона Норма, которой очень хотелось сплясать перед святым. Было еще много любопытных, не говоря уже о мальчишках.

Впереди второй группы ехала повозка со старой Вевевой, ребенком  и  Оталией. За повозкой шли Мартин, Курио, Ветрогон, Ипсилон, соседи негра Массу, приятели с рынка Модело, Диди  и  Камафеу, Марио Краво с рулевым Траирой, рыбаки  и  проститутки, музыканты с кавакиньо  и  гармошками  и  знаменитая гадалка мадам Беатрис, недавно прибывшая в город  и  кем-то рекомендованная Курио.

Процессии встретились как раз против школы, где обучали капоэйре. Рулевой Пастинья  и  Карибэ помогли Вевеве сойти с повозки. Тиберия, вся в шелках, обшитых километрами сержипских кружев, взяла мальчика на руки. Мартин протянул руку Оталии,  и  девушка грациозно соскочила с повозки, сорвав аплодисменты некоторых мальчишек. Огун довольно смеялся.

Он вышел вперед, приветствуя всех медленным торжественным танцем. Танцуя, он подошел к старой Вевеве, намереваясь ее обнять, однако она опустилась к ногам святого  и  стала бить поклоны в знак глубокого к нему уважения. Тогда Огун поднял ее  и  трижды прижал к груди. Донинья облегченно вздохнула: Огун был ласков  и  почтителен со старой негритянкой. Пока все шло хорошо. Но как он будет держать себя в церкви? Она ни за что не могла поручиться  и  чувствовала себя обманутой.

Огун, продолжая танцевать, остановился около Тиберии, испустил хриплый возглас  и , вытащив спрятанное под рубашкой оружие, коснулся им головы мальчика. Процессия направилась к церковной паперти. Сомнения снова одолели Донинью — зачем Огун щипал Тиберию за зад, почему проявил такое неуважение к ней? Мать святого шла с трудом, готовая в любую минуту предотвратить скандал. Жезуино шагал рядом  и  вполне разделял ее дурные предчувствия.

Оказавшись на паперти, среди людей, приветствовавших его вытянутыми вперед ладонями, божество расхохоталось столь насмешливо  и  по-мальчишески легкомысленно, что не только Донинья, но  и  многие другие перепугались не на шутку. Лишь ребенок в сильных руках Тиберии мирно улыбался буйному Огуну.